В условиях санкционной напряженности и нестабильности рубля, группа «Ренова» Виктора Вексельберга готова отвоевывать рынки у Siemens, GE и Alstom. Один из перспективных сегментов — онлайн-мониторинг работы турбин, хранение данных о работе которых в перспективе будет перенесено из США, Европы и Японии в Россию.

В планах также участие в тендерах на поставку турбин для новых электростанций, в том числе для проектов в Калининградской области, которые будут построены с привлечением средств «Роснефтегаза».

«Ренова» готова тестировать экспортные возможности российского оборудования, не исключены проекты в Африке и Индии, кроме того совместно с «Роснано» (MOEX: RSNN) группа проведет апгрейд завода «Хевел» и начнет экспорт солнечных модулей. В сфере высоких технологий группа не исключает дальнейшее развитие в Европе, рассказал в интервью «Интерфаксу» директор по развитию высокотехнологичных активов группы «Ренова», генеральный директор ЗАО «РОТЕК» Михаил Лифшиц.

— Вы являетесь директором по развитию высокотехнологичных активов «Реновы». Что сегодня включает в себя это направление?

— Прежде всего, машиностроение: это компании «РОТЕК», «Уральский турбинный завод», «Хевел», производящий солнечные панели, «ТЭЭМП», которая занимается разработкой накопителей энергии на основе суперконденсаторов нового поколения. И это российские подразделения швейцарских машиностроительных концернов Sulzer и Oerlikon, крупными пакетами акций которых владеет «Ренова». Если говорить про стратегический уровень, то это также поиск новых направлений, имеющих самостоятельную перспективу или синергию с существующими активами группы. Кроме того, в «Ренове» ведется постоянная работа по повышению технологического уровня находящихся под управлением бизнесов.

Сервисный центр Sulzer

— Есть ли планы по расширению портфеля?

— Есть и программы развития по каждому активу, и планы, связанные с приобретениями. Что касается «Реновы» как инвестора, то мы все время в поиске. Не так давно у нас появился новый актив — Octo Telematics, один из ведущих мировых игроков в телематических решениях для страхового бизнеса, управления транспортными потоками и логистики.

— Сколько готова инвестировать «Ренова» в высокотехнологичные виды бизнеса?

— Вопрос неправильный. Если мы видим бизнес, который считаем синергетичным тому портфелю, который у нас есть, то начинаем изучать, каким образом мы можем в нем участвовать. На уровне отдельных бизнес-направлений, конечно, вопрос вложения свободных денег может рассматриваться. Но на уровне группы задача другая. Она состоит в том, чтобы на каждом рынке, где мы оперируем, занять то место, которое мы считаем для себя достойным.

— Возможны ли новые приобретения за пределами РФ?

— Я не могу говорить от лица акционеров, но в том блоке бизнеса, за который я отвечаю, а он примерно равно распределен между Россией и «не Россией», мы не видим ограничений для активности в Европе. Другое дело, что сейчас выбирать трудно, потому что машиностроение находится не в лучшем состоянии, и рынки турбулентны не только у нас — в Европе они тоже сложные.

— На ПМЭФ-2015 «Ренова» и американская GE заключили соглашение о сотрудничестве в области производства паровых турбин малой мощности. Могли бы рассказать подробней о сотрудничестве с GE?

— Сейчас мы ищем синергию с разными участниками рынка — с Siemens, Alstom. Корпорация General Electric нам интересна в двух ипостасях. Во-первых, в производстве энергоустановок комбинированного цикла. У GE в России есть предприятие, выпускающее газовые турбины. В комбинированном цикле с газовой турбиной, как правило, оказывается необходима паровая турбина. А у нас есть совершенно замечательное решение для парогазовых установок — новая турбина разработки 2011 года. Мы изготовили уже 10 таких турбоагрегатов, и сейчас они работают на электростанциях в Ижевске, Кирове, Перми и в других городах, в том числе с турбинами GE.

Кроме того, мы хотели бы посмотреть на линейку малых паровых турбин GE на предмет взаимодействий — либо лицензионных, либо контрактных.

У нас как у производителя паровых турбин есть модельный ряд от 50 до 300 МВт, с которым мы успешно конкурируем. Но у нас достаточно слабое присутствие в турбинах малой мощности. Можно было бы разработать свою турбину. Для этого у нас есть и конструкторское бюро, и весь потенциал. Но потребуются время и деньги. В таких случаях всегда стоишь перед дилеммой — либо начать придумывать и разрабатывать что-то свое, либо взять лицензию и делать то, что кто-то уже разработал.

— Какие еще направления диверсификации для вас интересны?

— Интересный для нас сегмент рынка — генерация промышленных предприятий, целлюлозно-бумажной промышленности, металлургии, химии. Проект, который мы сейчас реализуем совместно с ЭСК «Союз» — строительство нового энергоблока с турбиной на 60 МВт на Новолипецком металлургическом комбинате (НЛМК (MOEX: NLMK) ).

С точки зрения географии, у нас есть традиционные места присутствия: мы много работаем с Казахстаном, Белоруссией. Весной завершили крупный проект в Монголии, выполнили небольшой проект в Сербии. К сожалению, определенную долю рынка мы, надеюсь временно, потеряли — речь идет об Украине. Электростанции «Киевэнерго» в качестве основной единицы используют ту же турбину, что и электростанции Москвы и Санкт-Петербурга — Т-250 нашего производства. Но мы развиваем новые направления — в том числе движемся в сторону Африки и Индии.

На Павлодарской ТЭЦ-3 (Казахстан) при участии УТЗ модернизированы уже 3 турбины

— Какие проекты интересуют в этих странах?

— В Африке сейчас планируется строительство 5 ГВт геотермальных станций. Мы собираемся участвовать в конкурсе совместно с одной из российских инжиниринговых компаний. Речь идет о таких стабильных странах, как ЮАР, Кения, Танзания и Руанда, где никто не воюет и где есть деньги. Там очень хорошо разведаны подземные источники, просчитаны довольно большие скважины.

Геотермальная энергетика в Африке — это энергоустановки на 70-100 МВт. Для того чтобы сделать геотермальную турбину на 70 МВт, можно использовать нашу платформу на 100 МВт. Наше конструкторское бюро сейчас работает над проектированием геотермальной турбины. Речь идет о работе с первичным паром, а значит, будет химический износ, абразивный износ и так далее. Соответственно, нам нужно предусмотреть использование соответствующих материалов, защитных покрытий.

— А что интересно в Индии?

— Есть много стран, которые не преследуют цели полностью покрыть себя сетями, и к этому их очень сильно подстегивает развитие энергетики на возобновляемых источниках. В Индии очень большой потенциал в промышленной генерации, поэтому Индия — хороший рынок для поставок турбин до 100 МВт для крупных предприятий.

Путь на индийский рынок сложный, нужен местный партнер. У многих представителей российского бизнеса, увы, богатый отрицательный опыт в этой стране. Но при этом у наших швейцарских компаний — Sulzer, Oerlikon — в Индии 4,5 тыс. сотрудников и 16 предприятий, которые все отлично работают. Здесь как раз есть возможность использовать опыт наших швейцарских коллег для захода в рынок с нашим продуктом.

— Как продвигается совместный с «Мосэнерго» (MOEX: MSNG) проект по реконструкции парового энергоблока на московской ТЭЦ-22?

— Работа идет полным ходом. Приезжайте на завод и все увидите своими глазами. Узлы 300-мегаваттной турбины — это такая убедительная история, которую можно посмотреть.

На ТЭЦ-22 Мосэнерго реализуется проект по реконструкции энергоблока № 9 с установкой турбины нового образца Т-295

— Когда может начаться монтаж оборудования?

— На станции, где будет реализован проект, мы провели совместное полное обследование. Сначала нам надо будет остановить энергоблок, выполнить демонтаж существующего оборудования. Новую турбину мы поставим в январе 2017 года. По календарно-сетевому графику подготовительный период начинается с марта 2016 года.

— Ваш уже традиционный партнер — «Газпром энергохолдинг» (ГЭХ) — предлагает новые совместные проекты?

— «Газпром энергохолдинг» — это один из ключевых заказчиков и в части парового, и в части газового оборудования. По обслуживанию газовых турбин у нас заключено большое соглашение с дочерним сервисным предприятием ГЭХа, по которому мы передаем им часть технологий, знаний, которые есть у нас в этом бизнесе, выполняем большую программу обучения персонала. Практически все инспекции, которые мы проводим на предприятиях «Газпром энергохолдинга», делаются с участием их специалистов, и степень этого участия будет увеличиваться по мере того, как они будут обретать компетенции.

— Не опасаетесь передавать знания?

— Весной мы подписали большое соглашение, в котором все прописано. Есть разработанный формат и программа трансфера, которую мы утвердили между собой. Мы передаем ровно столько, сколько можем передать и сколько им необходимо. Есть целый набор и технологий, и продуктов в сервисе газового оборудования, который экономически абсолютно нецелесообразно иметь внутри генерирующей компании. Просто потому, что количество турбин, которое у них есть, никогда не загрузит полностью собственное производство.

Традиционные подходы в газовом сервисе формировались не столько у нас, сколько в Европе и США. Там никому не придет в голову держать турбиниста на тепловой станции, если они точно знают, что сервисное предприятие находится в 50 км. Туда можно позвонить, и специалист будет на станции через 40 минут. Но если у тебя сервисное предприятие находится в полутора тысячах километров, как это нередко бывает в России, то специалист прибудет точно не через 40 минут, а при самом лучшем раскладе на следующий день. Наша география и инфраструктура другие. Поэтому мы корректируем форматы работы.

— Может быть создана совместная с «Газпром энергохолдингом» ремонтно-сервисная компания?

— Юридически оформленная компания — это инструмент. Если на каком-то этапе мы увидим, что целесообразно создавать бизнес-единицу, то будем это обсуждать. Пока мы работаем в рамках соглашений и вполне удовлетворены тем, что получается.

— Какая у «РОТЕКа» динамика портфеля сервисных заказов по обслуживанию газовых турбин?

— Обслуживание газовых турбин — это гигантский рынок, на котором мы работаем со всеми генерирующими компаниями — с «Газпром энергохолдингом», ПАО «Т Плюс» (MOEX: VTGK), АО «Интер РАО» (MOEX: IRAO), АО «Фортум» (MOEX: TGKJ).

С начала 2015 года «РОТЕК» заключил новые контракты на техническое обслуживание и сервис газотурбинных установок на сумму 14,3 млрд руб. Компания взяла на обслуживание еще 9 газотурбинных установок: семь на электростанциях «Мосэнерго» (ТЭЦ-12, ТЭЦ-21, ТЭЦ-27) и две на Правобережной ТЭЦ «ТГК-1» (MOEX: TGKA). Сервисные договоры были заключены по итогам конкурсных процедур. Суммарный портфель долгосрочных сервисных контрактов группы достиг 24,9 млрд рублей. Сегодня компания самостоятельно и в партнерстве с другими сервисными предприятиями обслуживает 30 энергетических газотурбинных установок, а это почти 4 ГВт мощности.

— На рост портфеля повлияла политика импортозамещения?

— Импортозамещение может быть самоцелью только в очень ограниченном количестве ситуаций. Мы работаем в рынке, причем достаточно жестком конкурентном рынке, и процесс импортозамещения для нас определяется спросом. Если мы с вами сегодня создадим производство досок для виндсерфинга в Новосибирске в целях импортозамещения, мы их сколько продадим? Предполагаю, что в отсутствие воды и ветра вокруг мы их не продадим нисколько.

Наверное, все-таки в рынке есть такие более понятные для меня вещи, как спрос и предложение, качество услуги. Мы строим на своем заводе производство компонентов горячего тракта газовых турбин, в первую очередь это будет восстановительное производство, то есть каждую лопатку, которая работает в турбине, можно восстановить. Сейчас мы их снимаем с турбин и отправляем в ремонт в Голландию и содержим логистику. Логистика — это тот хвост, который мы отрежем, если будем все делать локально. Плюс к этому сроки, которые мы даем заказчику, они сократятся точно на время транспортировки.

Это можно называть импортозамещением, а можно это называть просто оптимизацией собственной деятельности в условиях того рынка, который мы имеем.

Уральский турбинный завод

— Как вы оцениваете российский рынок ремонтно-сервисных услуг? Будет ли он в дальнейшем расширяться? Или все-таки он будет стагнировать из-за того, что мощности будут выводиться из эксплуатации?

— Газовые турбины в России сейчас преимущественно новые, они не будут выводиться. Мы ожидаем, что наша выручка от сервиса газовых турбин до 2020 года достигнет 9 млрд руб. в год.

Отрицательным фактором является курс валют, потому что «замороженные» тарифы в рублях, а кредиты на приобретение импортных газовых турбин — преимущественно валютные. Это очень сильно подрывает эффективность проектов по договорам о предоставлении мощности (ДПМ) и сказывается на финансовом положении наших заказчиков.

Что же касается паровых турбин, то в отношении этих объектов большой объем работы проводится станционным персоналом. Мы занимаемся не ремонтом, а модернизацией паровых турбин, такие проекты выполнялись нами совместно с «Интер РАО», «Генерирующей компанией», много проектов реализовано с энергетическими предприятиями Казахстана.

То, что должно выводиться, будет выводиться, с этим мы ничего не сделаем. Но все равно сохранится достаточно большой парк турбин 100 и выше мегаватт, старых, которые нужно либо менять, либо модернизировать. В этом сегменте у нас есть потенциал роста.

— Готовы предложить более низкую цену, чем тот же Siemens?

— Цена — это последний аргумент в переговорах. Мы предлагаем услугу более высокого качества, в первую очередь. Я об этом вполне серьезно говорю. Наши специалисты, и российские, и привлеченные из-за границы, обучены здесь, скорость реагирования на любую проблему у нас выше. Например, мы предлагаем удаленный мониторинг турбин, которые находятся у нас в обслуживании (подразделение ЗАО «РОТЕК» — Центр удаленного мониторинга и прогностики). Раньше эту услугу в основном предлагали иностранные игроки — непосредственные поставщики газотурбинного оборудования. Специалисты нашего ситуационного центра находятся в той же временной зоне и говорят на том же языке, что и российский станционный персонал, что, безусловно, удобнее. Срочные запчасти, аварийные расходные материалы у нас тоже находятся в России. То, что касается цены в части перевозок, логистики — мы это в состоянии убрать из цены, а это достаточно заметная доля.

Стоимость наших услуг выражена в рублях, как и наши расходы. Если брать сегодняшний курс, то наши услуги существенно дешевле, чем европейские и американские. Что будет дальше? Может, проснемся, а курс будет 35 за доллар.

— Какие-то станции уже перешли на онлайн-мониторинг к вам от иностранных компаний?

— Мы ввели наш центр онлайн-мониторинга только в начале года. Понятно, что в первую очередь мы подключили станции «Т Плюс», которая работает в периметре «Реновы», следом идут станции «Газпром энергохолдинга».

Все алгоритмы, все модели, которые применяются мониторинговым центром, мы разрабатывали внутри себя и вложили в организацию его работы существенные средства. Мы не только мониторим текущее состояние машины, но выдаем прогноз по выходу из строя каких-то элементов, то есть мы в состоянии это видеть. У нас есть модели, база данных неисправностей, база данных событий, которые приводят к неисправностям, и у нас достаточно высокая частота опроса датчиков, чтобы мы могли рассчитывать тренд. Сама возможность видеть, прогнозировать события, очень важная часть той системы, которую мы создали.

— Каков был объем инвестиций?

— Мы ведем работу четыре года и продолжаем вкладывать. На сегодня, я думаю, без учета покупного программного обеспечения — порядка $5 млн.

Центр удаленного мониторинга и прогностики

— Минэнерго может ввести запрет на мониторинг энергетического оборудования со стороны иностранных игроков?

— Обсуждается не запрет на мониторинг со стороны иностранных игроков, а запрет на передачу данных за границу. То есть любой иностранный игрок может сделать мониторинговый центр в России и хранить данные в России.

Есть два аспекта этой деятельности, которые я вижу. Мониторя энергоблок, который расположен рядом с крупными предприятиями, можно отслеживать специфику работы производств. С точки зрения государственных интересов возникает вопрос — надо ли, чтобы эту специфику видели за границей или нет, ведь центры мониторингов находятся в США, Европе, Японии. Второй вопрос — данные о работе турбин иностранцы собирают прежде всего для себя и очень неохотно делятся ими с заказчиками. А ведь эта информация могла бы помочь генераторам в эффективной эксплуатации оборудования.

Наше отличие в том, что мы такими данными делимся. Наш центр систематизирует информацию по проблемам и особенностям эксплуатации машин, мы доставляем наш анализ заказчику и говорим, что лучше поправить, какая проблема может возникнуть. Наши иностранные коллеги это делают крайне редко. Они собирают информацию для того, чтобы, когда будет сервисный звонок, те инженеры, которые у них работают, были готовы починить оборудование за деньги. Степень нашей открытости бесконечно больше, вплоть до того, что у нас есть, например, такая услуга — мы можем сделать терминал в ноутбуке у заказчика. То есть директор станции в любой момент может посмотреть, как работает его турбина.

Что касается запрета на передачу данных за границу, то я такой запрет поддерживаю, данные, связанные с эксплуатацией энергетического оборудования, точно должны обрабатываться здесь. Был целый ряд совещаний на эту тему в Минэнерго. Понятно, что будет какое-то сопротивление со стороны наших западных коллег. Но я считаю, что это решение абсолютно правильное, осознанное и оно должно быть принято.

Кроме всего прочего, любой удаленный мониторинг при известном и не очень значительном усилии программистов может работать в два конца. Вам будет хорошо, если вы, передвигаясь на автомобиле, будете знать, что кто-нибудь может нажать кнопку и его остановить? И если этот инструментарий находится на территории страны, то понятно, что со стороны государства на него можно влиять. Если он находится где-нибудь в Сингапуре, это сложно.

— С точки зрения диверсификации бизнеса — какие еще проекты развиваете?

— Для нас новая тема — производство турбин судового назначения и вспомогательного оборудования, поэтому нам пришлось внедрить технологию работы с титаном — резка, сварка, сверление. Первый в постсоветской истории ледокол «Арктика» будет оснащен нашей силовой установкой, мы изготовили для него две турбины мощностью по 40 МВт.

— В каких новых тендерах в России участвует «РОТЕК» и «Уральский турбинный завод»?

— Мы участвуем в конкурсе на реконструкцию Заинской ГРЭС в Татарстане совместно с Siemens с привлечением финансирования. Кроме того — конкурс по сервисным контрактам Казанской ТЭЦ-1. Также несколько конкурсов по поставкам запчастей для «Мосэнерго». Идет подготовка предложений по распределенной генерации. Участвуем в закрытых конкурсах в Южном федеральном округе. Планируем участие в конкурсах «Интер РАО». Нам интересен конкурс «Росатома» по проекту, в котором большая котельная переделывается в ТЭЦ.

Также мы планируем участие в поставке турбин для сооружения мощностей на территории Калининградской области. Там будет построено четыре ПГУ на 230 МВт и два паросиловых блока мощностью по 150 МВт. Как раз наша тематика по Уральскому турбинному заводу.

— С какими финансовыми показателями «РОТЕК» может закончить 2015 год?

— Денежный поток у «РОТЕК» планируем примерно на уровне 4,2 млрд руб., выручку — 3,5 млрд руб., у Уральского турбинного завода будет около 6,5 млрд руб.

— В феврале 2015 года «Ренова» и «Роснано» запустили новый завод солнечных модулей «Хевел», что происходит на предприятии спустя полгода?

— «Хевел» работает в нужном темпе. До конца года завод произведет около 25 МВт новых модулей. В свою очередь «Авелар» до конца года построит пять солнечных электростанций в России. И мы изучаем возможность увеличения производственной мощности завода путем «апгрейда» технологической линии.

— О какой новой технологии вы говорите?

— Речь идет об «апгрейде» технологического процесса, который позволит повысить эффективность модулей. Есть технология тонкопленочная и есть технология традиционная кристаллическая. В тонкопленочной технологии мы формируем «p-n переход» с помощью нанесения слоев аморфного кремния на подложку. А теперь в качестве такой подложки мы планируем использовать очень тонкую монокремниевую пластину n-типа толщиной меньше 180 микрон. Получается своеобразный пирог из тонких пленок с находящейся в центре монокремниевой пластиной. Получается такая гибридная схема, которая сочетает преимущества тонкопленочных и классических кристаллических модулей — эффективность при работе с рассеянным светом и высокий КПД. При этом технологический процесс ускоряется ввиду того, что толщины аморфных слоев в десятки раз тоньше, чем в обычных тонкопленочных модулях.

— В новый проект вы снова инвестируете совместно с «Роснано»?

— Да, конечно. Но это текущие инвестиции, которые не будут сногсшибательными.

— Это будет полный «апгрейд» или старое производство сохранится?

— Абсолютно все, что мы имеем на существующем производстве, сохраняется, за исключением пары вспомогательных операций, речь идет о дополнении к процессу. Мы не меняем производство, мы делаем именно «апгрейд» и хотим уже в 2017 году приступить к выпуску новых панелей.

— На какого потребителя вы рассчитываете?

— Новый продукт будет ориентирован в том числе на экспорт.

— Планируете менять стратегию развития в области солнечной генерации?

— Когда вы идете в нанотехнологии, то нужно понимать, что они меняются не с той скоростью, с которой меняются гаджеты, но с очень похожей. И когда мы что-то внедряем, нам нужно смотреть, что будет следующим. Поэтому эта работа ведется, у нас есть научный центр в Санкт-Петербурге, где разработано новое поколение модулей с эффективностью выше 20%. Стратегическая задача, которая стоит перед нами — внедрение в производство новых технологий.

Солнечные модули Hevel

— С чем связаны кадровые перестановки в «Хевел», почему Игорь Ахмеров покинул компанию?

— Любая компания имеет какое-то развитие. Игорь выполнил работу в «Хевел» абсолютно качественно. Но есть этап, когда мы что-то строим и запускаем, а есть — когда мы эксплуатируем. Как правило, люди, которые создают систему, и люди, которые ее эксплуатируют, — это разные люди. Те, кто запускают космические корабли, не часто на них летают. У Игоря Раулевича закончился контракт.

Сейчас у менеджмента будет другой характер деятельности. Функции генерального директора исполняет Игорь Шахрай.

— По вашим оценкам, какое сегодня настроение у игроков российской электроэнергетики?

— Как я уже сказал, проекты по ДПМ, которые были реализованы, имеют валютную кредитную нагрузку, а зафиксирован рублевый тариф, который в нынешних условиях никто не будет повышать. Поэтому эффективность этих договоров для собственников, для компаний, оказалась гораздо ниже той, которую считали изначально. Это объективные реалии, в которых энергетики живут. Но я думаю, тарифы рано или поздно будут пересмотрены.

— А тем временем промышленные потребители могут перейти на самообеспечение?

— Могут. Пока мы все тут говорим про большую энергетику, в стране было введено порядка 3 ГВт распределенной генерации — дизельные, газопоршневые блоки. Для большой генерации это серьезный сигнал.